Шестое июня.
Тысяча девятьсот двадцать пятого года!!!
Алексей задрал голову. Это что же получается? Не будущее, а прошлое??? Большевики??? Сталин?? Репрессии?? Господи, сделай так, чтобы это был розыгрыш!!!!
Розыгрыши бывают разные. Бывают банальные и свежие, глупые и умные, простенькие и хитрые, многоходовые. Ничего не требующие, кроме чувства юмора, как знаменитое «У вас вся спина белая». И сложные, затратные, вроде тех, что показывают в программе с одноименным названием Валдис Пельш и его грудастая спутница. Телевидение вообще любит программы с подставами ничего не подозревающих людей. Что если в светлую голову какого-нибудь телеумника пришла в голову именно такая идея: взять нечего не подозревающего человека и сделать так, что он подумает, что попал в прошлое?
От телевизионщиков всего можно ожидать.
Однако по зрелому размышлению, такая заманчивая версия (ну как же: не в прошлом, в родном времени, да еще и по телеку покажут) выглядела неприглядно. Во первых, как упоминалось ранее, слишком много случайностей — он, Сергей, мог пойти в любом направлении и выйти из поля зрения замаскированных телекамер. Не повесили же они по камере на каждое дерево? Во вторых, он мог и не спросить ни у кого сегодняшнее число. Упал бы на сено и дрых до самых Загорок. Неинтересной бы получилась передача. В третьих, что-то шутка затянулась. Уже второй час ничего не происходит. Зачем так затягивать, если потом все равно вырезать при монтаже? Да и мелкие признаки настораживают…
Калина, не расцветшая, что показывает на начало июня. Откуда таинственные телевизионщики могут знать, что он обратит на нее внимание? А если калина — не подставная, почему она не цветет? Плюс самолеты. Они проводили турнир недалеко от Пескова, над которым скрещиваются воздушные трассы из Москвы в Европу и из Питера на юга. Все дни, что шел турнир не было момента, чтобы над головой не пролетала серебряная искорка авиалайнера или не таяли бы два-три инверсионных следа. Сейчас — ничего. Плюс мелькнувший у обочины полузасохщий ландыш…
Но и верить в то, что ты оказался в далеком прошлом, тоже не хотелось. Очень не хотелось. ОЧЕНЬ не хотелось…
Двадцать пятый год… Кто из нормальных людей помнит, что происходило в этом году? У власти в стране большевики. Сама страна называется Советский Союз. Революция была недавно… Дедушка Ленин, который хороший вождь… Кажется, уже умер… Значит, на смену ему пришел Сталин. Который устроит раскулачивание, репрессии и расстрелы. Тридцать седьмой год, точно. Еще впереди война с немцами… Ну, до нее еще шестнадцать лет. Что еще? Блин, надо было историю учить! Ну кто ж знал, что вся эта ерунда про большевиков когда-нибудь не просто пригодится — станет жизненно необходимой. Ага, еще вспомнил! Этот… который на площади стоял… Дзержинский! Кажется, основатель ЧК — что-то вроде тогдашнего («Для тебя — нынешнего», — капнул на рану внутренний голос) ФСБ. Еще из уроков смутно вспоминается товарищ с забавной фамилией Бухарин, но кто он такой и чем славен, скрывается в тумане забвения…
Телега заскрипела и наклонилась вперед — дорога спускалась в глубокий овраг. Густой кустарник, росший до сих пор в некотором отдалении от дороги, сейчас незаметно подкрался вплотную и норовил задеть ветками по лицу. Сергей насторожился. Кузьмич, до сих пор вроде бы спокойно дремавший, как-то заерзал. Правая рука потянула из-под сена коричневую рукоятку топора.
— Шалят тут… — зашептал Кузьмич, — Говорят, уркаганы какие-то. Грабят проезжих, на днях…
Что там произошло на днях Сергей не узнал.
— Стой! — раздался из кустов противный голос с ленцой.
От такого голоса сразу похолодело в животе. Уж больно он походил на голоса гопников, отбирающих мобильники…
Из зарослей выскочило непонятное существо и ухватило лошадь под уздцы. Существо было мелким, замурзанным, наряженным в сборные лохмотья и настолько лохматым, как будто последние несколько недель подрабатывало трубочистом. Пол существа не определялся.
— Стой, караси! Руки вверх! — опять раздался ленивый голос. Затрещали ветки, выползли еще два… хм, человека.
Подростки. Оба лишь чуть-чуть почище того, что вцепился как клещ в уздечку кобылы. По крайней мере, можно понять что это мальчишки. Первый, повыше, щеголял надетым на голое тощее тело темно-серым добротным пиджаком, слегка испачканным на рукаве смолой. Второй отличался отчаянной рыжиной, прямо просвечивающей сквозь слой грязи, а еще болотно-зеленой вязаной кофтой, явственно женской.
Кузьмич обреченно выпустил топор (чего вообще хватался?) и мешком сполз с телеги. Сергей полез следом. В животе бродил противный холодок страха. Малолетки, как известно, могут быть очень жестокими и, как грабители, гораздо страшнее взрослых. Те просто ограбят, а пацанам может захотеться самоутвердиться…
— Чего хорошего имеем при себе? Денюшки, табачок? — хрипло поинтересовался рыжий.
Кузьмич и Сергей молчали, находясь в ступоре жертвы.
Почему очень часто человек, которого грабят вот такие волчата, не сопротивляется? Страх? Но от страха люди иногда творят такие вещи: наткнувшись в лесу на медведя, в секунду влезают на столбы, вытаскивают из пожара неподъемные сундуки и рояли, выпрыгивают из окопа в атаку на немцев… Почему ограбляемый не кричит от страха, не пытается убежать, наконец, не пытается вступить в драку? Просто стоит, пока шустрые малолетки выворачивают ему карманы. Почему? Все дело в ступоре, вызванном отсутствием опыта нахождения в таких обстоятельствах. Разум человека, ранее не попадавшего в экстремальные условия (то есть практически девяносто процентов населения), просто не может в первые секунды сообразить, как вести себя. Ситуация-то незнакома, опыт ничего не подсказывает. А для грабителей ситуация как раз прекрасно знакома, опыт выработан десятками подобных случаев, что делать — прекрасно известно. Стоит жертва — грабь, пытается рыпаться — припугни, достает пистолет — беги. Поэтому жертва и нападающий изначально в неравных условиях.