Неинтересное время - Страница 166

К оглавлению

166

Это ведь надо попасть в Германию, причем не зная языка, то есть сначала изучить язык…

Найти и перетащить через границу винтовку, перед этим научиться стрелять из нее. Сделать глушитель, оптический прицел…

Кстати через границу может помочь перебраться дядя Анисим…

Выследить Гитлера, убить, и не попасться…

Черт, как все сложно!

— Товарищ Вышинский, что с вами?

Сергей вернулся из планов смертоубийства:

— Я боюсь… Я боюсь, что не справлюсь…

Вацетис встал. Положил на плечо Сергея руку:

— Да… Дерьмовое нас ждет будущее… Если даже такой человек как ты, Сергей, не верит в помощь других людей. Ты нам все расскажи, — голос латыша стал мягким, успокаивающим, — а уж мы сообразим, что сделать. Справимся мы с твоим Гитлером, даже не сомневайся…

— Справитесь? — голос Сергея прямо-таки скрежетал, — Справитесь?! Да вы хоть понимаете, что вас ждет?

— Как что? Война. Думаешь, мы здесь живем и не знаем, что капиталисты на нас рано или поздно нападут. Готовимся мы к войне, гото…

— Готовитесь?! — Сергей вывернулся и вперил взгляд в глаза латыша.

— А что тут за шум по ночам? — в кухню просунулось заспанное лицо незнакомого мужичка.

— Пошел вон! — рявкнули хором Сергей и Вацетис.

Дверь захлопнулась.

— Готовитесь? С полумиллионной армией и десятью танками?

— У нас их не десять…

— Двадцать? Сорок? У немцев их будут тысячи! Знаете, сколько погибнет людей? Двадцать миллионов! Двадцать! В Ленинграде от голода погибнет полмиллиона человек! От голода! В Германию будет угнано в рабство и там погибнет миллион! Счет смертям пойдет на миллионы… Да что я тебе говорю, ты же не русский, ты — латыш…

— Я — не латыш!!! — рявкнул Вацетис, — Я — БОЛЬШЕВИК!

Он залпом выпил воду из кружки:

— И все погибшие, — продолжил он более спокойным голосом, — граждане и моей страны тоже. Независимо от того, русские они, латыши или якуты. Что еще будет?

Сергей заговорил, тихо и монотонно. Он говорил, а перед его глазами стояли не комедии, вроде «Мы из будущего» или «Гитлер капут». Он вспоминал некрасивые, черно-белые, мутные кадры кинохроник.

Он рассказывал о концлагерях, о лагерях смерти. О сожженных заживо, повешенных, расстрелянных. О черноформенных бестиях, спокойно уничтожавших детей и женщин, о добрых солдатах в рогатых касках, не видящих в русских людях — людей. О партизанах, о предателях с белыми повязками. О Матросове, о Зое Космодемьнской, чьи судьбы уже не казались смешными.

— Не верю, — спокойно, заявил Вацетис, — Не верю. Не может такого быть.

Сергей задохнулся…

— Но мой начальник, — продолжил Вацетис, — всегда говорил, что верить или не верить — не наш путь. Нужно ЗНАТЬ.

Он наклонился к Сергею и посмотрел ему в глаза:

— Едем. Расскажешь все, что знаешь…

— Кому? Твоему начальнику? Начальнику института фольклора? Как быстро он доберется до нужных людей?

— Зачем начальнику? Сразу товарищу Дзержинскому. А уж он — поможет.

Часть третья
МОСКВА

«Альтернативка. Теперь можно на сто процентов быть уверенным — это не наша история»

Сергей стоял на Красной площади.

Нет, понятно, что выглядела она не так, как в двадцать первом веке, это никак не доказывало альтернативность истории.

Деревянный мавзолей непривычных очертаний тоже имел вполне логичное объяснение в рамках реальной истории. Ленин умер только в прошлом году, ту гранитную пирамиду, из которой его в нашем времени регулярно пытаются вытащить, за это время точно не успели бы построить. А хоронить где-то нужно.

Можно было бы объяснить даже памятник Минину и Пожарскому не на своем месте: большевики — народ своеобразный и могли по каким-то таинственным причинам таскать памятник туда-сюда по площади.

Но ВОТ ЭТОГО в мире Сергея большевики не допустили бы точно.

Что там какой-то забытый триколор на крыше дома в Пескове. В столице СССР, в центре Москвы, в двадцать пятом году, на восьмом году советской власти на шпилях башен Кремля — гнездо кровавых большевиков, между прочим — блестели позолотой двуглавые орлы.

Будь эта история той, о которой Сергею рассказывали на уроках в школе, в газетах, по телевизору, на сайтах, короче будь эта история нашей, орлы давно уже были бы сбиты из пушек, а тот, кто допустил такую контрреволюцию, был бы расстрелян у кремлевской стены.

Это — не наша история.

Сергей подумал, что у него уже сложилось два образа большевиков. Один, из нашего времени — безликая страшная масса, пьяные, небритые, в кожанках и с маузерами и над ними — Сталин, с капающей с пальцев кровью. И второй, здешний.

Здешние большевики вызывали ассоциации не с общим образом, а с конкретными людьми. Паша Поводень, Данила, Слава, товарищ Шрам, Катя, Вацетис, Витя-Виктор… Может быть, они не были добрыми и гуманными людьми — Паша, Витя и Вацетис уж точно — может быть, ради мировой революции они и пошли бы по трупам… Может быть.

Но неужели идти по трупам ради денег — правильнее?

— Читайте, читайте! — пробежал мимо мальчишка-газетчик — Убит красный командир Котовский!

Сергей не обратил внимания. Он еще раз взглянул на нахально торчащих в голубом небе орлов, хмыкнул-хехекнул и, пробежав немного, запрыгнул в проезжавший мимо трамвай.

От Кремля до Большой Садовой, где Вацетис снял для него комнату — путь неблизкий.

* * *

Солнце уже садилось, узкие переулки погружались если не в темноту, то в некоторые сумерки.

По одному из таких переулков, в синем джинсовом костюме, стуча каблуками высоких шнурованных ботинок, шел Сергей Аркадьевич Вышинский.

166